Все исполнители

Все музыканты // Скрябин, Юлиан Александрович - Краткий очерк творчества

Юлиан Скрябин, Прелюдия ор. 3 № 1

Музыкальное творчество мальчика, прожившего чуть более одиннадцати лет, естественным образом находится как бы в тени и одновременно высвечивается фигурой своего отца, музыка которого настолько ярка и оригинальна, что по праву стоит особняком от всех прочих стилей. Александр Скрябин после себя не оставил ярких последователей, и, по мнению большинства музыкальных теоретиков и практиков, несмотря на огромное косвенное влияние, оказанное на всю музыку и культуру XX века, А. Н. Скрябин — создатель скорее тупиковой, нежели некоей плодоносной ветви развития музыки. Как правило, именно в этом свете обычно и пытаются рассматривать творчество Юлиана Скрябина, оставившего четыре небольших фортепианных пьесы, несомненно, берущих начало и кажущихся своеобразными «сколками» среднего и позднего творчества его отца.

Родившись в период окончания «Поэмы экстаза», первые свои музыкальные впечатления Юлиан получил уже после премьеры «Прометея», а когда умер отец, ему исполнилось только семь лет. Играть на фортепиано он учился в основном на прелюдиях и ранних пьесах своего отца, постепенно всё более склоняясь и выделяя из его творчества близкие для себя пьесы среднего и позднего времени. Не могла не действовать на него и мрачная, отчасти окрашенная в тревожно-мнительные тона, фигура матери, Т. Ф. Шлёцер-Скрябиной, которая видела, надеялась и более всего поощряла в нём прямое продолжение личности и творчества умершего отца. Ценный взгляд специалиста-очевидца дают уникальные в этом отношении воспоминания Арнольда Альшванга:

Он мыслил в сложных ладах, сочинял и импровизировал в манере позднего Скрябина. Он рос в доме, наполненном после-прометеевскими звучаниями, и первое музыкальное произведение, которое он услышал, был «Прометей». Всё, чему его учили, он воспринимал с чрезвычайной лёгкостью. Так, он сразу постиг премудрость мажорных и минорных тональностей, модуляционных планов и прочего, но относился ко всему этому, как к чему-то внешнему, привнесённому и чужому.

— Альшванг А. А., «Несколько слов о Юлиане Скрябине»

Будучи опубликованными в широко разошедшемся сборнике «К 25-летию смерти А. Н. Скрябина», две прелюдии опус 3 время от времени вызывали толки и сомнения относительно их настоящего происхождения. Некоторым исследователям действительно представлялось диковинным, что маленький мальчик, которому «ещё самое время гаммы разучивать», минуя обычный для всех детский период освоения тональной музыки, начинал свой творческий путь сразу же с «позднего Скрябина». Особенно наглядным в таких случаях представлялось именно соседство с творчеством его отца, который самым «добросовестным» образом, прежде чем перейти к «Поэме экстаза» и «Прометею», прошёл все необходимые этапы музыкальной «эволюции»: от Бетховена, Листа и Шопена — через Вагнера и Дебюсси — к самому себе. В условиях смутного революционного времени крайне непродолжительная творческая «карьера» не успела привлечь к себе внимания. К 1940 году, когда в Советском Союзе широко отмечалось 25-летие со дня смерти Александра Скрябина и в архивах московского Музея Скрябина была открыта папка с сочинениями Юлиана, очевидцев, кто мог бы лично подтвердить их подлинность, почти не осталось. Кто умер, кто погиб, а главная часть — эмигрировала.

Так, в 1983 году американский музыкант Джон Роджерс посвятил жизни и творчеству Юлиана Скрябина большую статью в журнале 19th-Century Music русск.. Статья называлась «Четыре прелюдии, приписываемые Юлиану Скрябину». Роджерс отказывается верить в авторство Юлиана, хотя и оговаривается, что окончательно подтвердить или опровергнуть его сомнения, вероятнее всего, никогда не удастся. Роджерс обращает внимание, что прелюдии записаны уверенной, опытной рукой, очень чисто, без помарок. Кроме того, пометы сделаны в новой орфографии, хотя объявление её реформы и появление первой из прелюдий Юлиана разделяют всего два месяца, и старая орфография была в ходу достаточно долго, особенно в сфере частной и личной жизни. Роджерс делает вывод, что тетрадка с прелюдиями не является оригиналом, она была подготовлена, скорее всего, Татьяной Фёдоровной, к открытию музея в 1922 году. На этом Роджерс не останавливается, предпринимая попытку восстановить историю появления «Прелюдий Юлиана». Истинный их автор для него очевиден — им мог быть только Александр Скрябин. Роджерс пытается проанализировать прелюдии в контексте всего творчества Скрябина и приходит к выводу, что они могли быть созданы в 1907—1908 годах, но по каким-то причинам не были тогда изданы. Как раз в это время семья Скрябиных ожидала появления Юлиана, а финансовые дела Александра Николаевича были совсем плохи: издательство М. П. Беляева перешло в руки более «хозяйственные», Скрябину вдвое урезали гонорары за новые произведения, в результате чего композитор отказался от их услуг. Как раз на это время приходится пробел в списке скрябинских сочинений — отсутствует опус 55. Не тут ли кроется разгадка «Прелюдий Юлиана»? — задается вопросом Роджерс. В завершение Роджерс предлагает «романтическую» версию происхождения этих отрывков — Александр Скрябин мог написать их в подарок Юлиану, или его матери, по случаю рождения наследника или в качестве своеобразного «приданого». Тогда их действительно можно назвать «Прелюдиями Юлиана», но и в этом случае остаются необъяснёнными датировки в тетради.

Джону Роджерсу вторит бельгийский музыковед Франс Ш. Лемэр, который, кстати, в то же время упоминает Юлиана в числе возможных «преемников» Скрябина-старшего на музыкальной арене XX века. Лемэр высказывается значительно более убеждённо:

Юлиан был автором четырёх Прелюдий для фортепиано, пьес замечательных, но, по нашему мнению, авторство приписывается ему по недоразумению. Дело в том, что Александр Скрябин подарил своей жене Татьяне по случаю рождения сына Прелюдии для фортепиано, и они были озаглавлены поэтому Прелюды Юлиана. Свидетельства об исключительном музыкальном даровании ребенка, полученные от разных современников, без сомнения, способствуют путанице.

— Франс Ш. Лемэр. «Музыка XX века в России и в республиках бывшего Советского Союза».

Однако современники вполне определённо заявляют, что Юлиан сочинял музыку самостоятельно. Наиболее в этом отношении ценны свидетельства Владимира Дукельского, который пишет, что имя Юлиана было на слуху в определённых кругах — прежде всего студентов и молодых музыкантов — и который отчасти завидовал юному композитору, а особенно Арнольда Альшванга: тому довелось услышать сочинения Юлиана в исполнении автора и составить о них собственное мнение:

…Юлиан сыграл и несколько своих прелюдий. В то время они представлялись мне копиями поздних произведений его отца, отблеском шестидесятых-семидесятых опусов Скрябина. К тому же они были сыграны легко — слишком легко, нематериально, rubato, без малейшей претензии на внешний эффект. Я не умел ещё оценить внутренней свободы этого естественного, почти птичьего языка. Теперь я вижу в этих небольших прелюдиях, созданных в последние месяцы жизни Юлиана, — то, что столь редко бывает и у значительно более опытных композиторов: настоящее мышление музыкой, подлинную логику, определённость намерений и точность их выполнения; такая ясность бывает уделом только высоко одарённых натур..

— Альшванг А. А., «Несколько слов о Юлиане Скрябине»

Слуховой опыт Юлиана почти полностью был основан на интонациях и гармониях А. Н. Скрябина. Всё время пробуждения и формирования своего начального сознания Юлиан находился в атмосфере музыки отца и культа его обожания, едва ли не религиозного. Здесь же находилась практически вся система его ценностей. Однако сам способ развития тематических фраз и образования структур музыкальной формы явственно отличается от прелюдий А. Н. Скрябина. Эту музыку действительно сочинил ребёнок, музыкально «думавший» и естественно разговаривающий на языке поздних гармоний своего отца.

То, к чему Александр Николаевич Скрябин пришел к концу жизни, его сын впитывал с колыбели. «Обертоновый» язык Скрябина не был для Юлиана «личным открытием», он был для него изначален, как для других детей, выросших в музыкальной среде, естественен язык классической музыки.

— Федякин С. Р., «Скрябин»

Нелепая гибель Юлиана Скрябина в возрасте 11 лет навсегда оставила его фортепианные прелюдии под знаком вопроса — истоки и возможные перспективы его творчества составляют одну из нерешенных проблем в истории музыки. Повторил бы Юлиан Скрябин типичную судьбу вундеркинда с угасающим талантом, или постепенно отошёл бы от стиля своего отца, или на самом деле «продолжил» бы его прерванное в высшей точке творчество — это остаётся неизвестным и составляет основную интригу сочинений Ю. Скрябина.